Часть 2ая: Путь
А на небе окажется, что правы мормоны...
...Воин вспотел и обессилел под бронёй. Он часто дышал, пытаясь вдохнуть свежий воздух, и почти одурел от палящего солнца. Рыцарь упал на одно колено и воткнул в землю меч, используя его как опору. Но лезвие уходило вниз под его весом, поэтому Воин просто держался за рукоять ...
...Перед ним – поле. Сухая ломкая трава, пожелтевшая от марева, серый мелкий песок там, где должна быть земля... Густая от жарящих лучей кровь чёрной змеёй растворяется в пыли, её запах смешивается со смрадом пота, вони, сухого пыльного воздуха... Стоны и хрипы раненных и умирающих, звон сводящихся мечей и лязг разрубаемых доспехов – и чьи-то победные возгласы вместе с горестным стоном...
...Подкрепления не будет. Оно подойдёт слишком поздно... Его солдат перемололи, и никто сейчас не сможет ему помочь... Воин встал с колен. «Я не хочу умирать... Я... Я не могу...» - эхом звучало в его голове. Ни одной другой мысли. Но он уже понял, что не уйдёт.
- Не хочу, не хочу... – тихо прошептал он и медленно поднял меч.
Стена шла на него. Её рёв вдавливал Воина в землю, убивая его разум и лишая сил. Чтобы стряхнуть оцепенение, он заорал в ответ и сам побежал на ближайшего врага.
С ожесточением рыцарь ударил своего противника: щиты приняли атаку и контратаку обоих. Все силы он вкладывал в удары, пытаясь разрубить лёгкие доспехи врага, но тот или умудрялся уйти с линии удара, или удачно защищался, не давая Воину поразить его. В бессильном бешенстве рыцарь закричал:
- Да когда же ты умрёшь! – и утопил меч в землю в неудачной атаке. И вражеский воин, словно танцуя, обошёл его и...
...Острая боль в шеё вытеснила все мысли из головы. Всё вокруг словно покрылось дымкой и стало плохо различимым, и звенящая пустота давила на уши. Скрежет раздираемого металла звучал далёким эхом, которое молнией заставляло мозг пульсировать в конвульсиях...
Ноги подкосились, но Воин сумел встать и снова развернуться лицом к врагу. Тяжело дрожа от боли и ярости, он тихо сказал:
- Ну, теперь ты точно умрёшь...
Враг быстро подбегал к нему, не предпринимая попыток защититься. Воин внутренне приготовился к его приближению и притворился, что уже не может ничего сделать. И противник поймался на этот трюк – рыцарь выбросил руку вперёд, пронзая его клинком, но... Воин заорал от ужаса, поняв, что меча в его руках нет. Он попытался отступить, но не успел, - и враг... прошёл сквозь него...
Рыцарь оцепенел. За мгновение он прочувствовал всю жизнь этого человека, все его чувства, маленькой радугой расходящейся от него. Где-то там, глубоко внутри ярко-ярко светилась любовь, но сейчас... Тёмные ненависть и ярость закрыли все цвета собой, оставив лишь чернь с кровавыми прожилками...
Воин медленно повернулся, догадываясь, но всё ещё не веря... Он увидел себя: земля жадно впитывала его кровь, ручейком тёкшей из разрубленной шеи. И в тот же момент, как он окончательно осознал себя мёртвым, боль пронзила его. Словно ему в спину вонзили топор. Воин заорал, не понимая, что происходит, но тут же всё осознал: это убивший его сам стал жертвой...
Люди проносились сквозь него, каждый раз заставляя Воина проживать их жизни, со всеми их горестями, печалями, такими яркими, словно он переживал их в первый раз. И каждый раз он чувствовал, когда и как убивали этих людей, и их боль передавалась ему, вместе с их отчаянием и бесконечной тоской по своим любимым...
Битва стала для него кошмаром и адом. Душа Воина молила: «Прекратите! Прекратите!», но его ощущения раскрывались ещё полнее, так что он теперь чувствовал не только тех, с кем соприкоснулся, но всех, кто был в этой битве. И что они сейчас испытывали – это было его. Это были отнюдь не радость, спокойствие и любовь: это были животный страх, звериная ярость, кровожадность, недобрые предчувствия, неуверенность, безумие...
...Воин уже не мог сказать, когда же это всё закончилось. Да и имело ли это значение? Войско собирало свою дань с противника. И было всё равно, кто победил – полуживых добивали, пленные с потерянным видом равнодушно и тоскливо взирали на это, а Воин молил: «Уходите, уходите, уходите», желая лишь, чтобы воители быстрее ушли, дав ему покоя наконец...
«Бог...» - думал Воин, глядя на огни погребальных костров, - «Забери меня... Избавь меня от этого мучения. Ты же должен быть... Забери меня...». Ему захотелось быть пламенем, избавиться от всего пережитого, стать лёгким и свободным... И в ту же секунду он понял, что воспарил над землёй, чувствовал, как языки его пламени превращают в прах тела, как увядает трава под костром, как нагревается земля... Как сок деревьев выделяется на срубах и испаряется из брёвен; как на свежих пеньках тихо замирает или только, с неумолимым упорством, собирается пробиться жизнь.
Душа Воина была теперь воедино с душой природы. Или же он сам был – душой природы... Слова Мага припомнились: «Он – везде и во всём, Он – вездесущ и всемогущ. Он – в земле, воде, падающих листьях, в людях...». «Где же ты, Бог?» - вопрошал Воин. – «Ты же должен быть... Укажи мне путь... Что мне делать дальше?».
И вдруг Воин подумал: «А может, я – Бог?», но отбросил эту мысль. Он не всемогущ и не вездесущ. Хотя... Он понял, что может быть в каждой крупице земли, травинке и животном одновременно. Он видел сквозь них. Но он видел не всё. Чем дальше он пробирался, тем больше животворящей сущности Бога постигал. Но Воин остановился - чтобы найти и познать таким образом Бога, понадобится вечность...
Дух Воина сник. Он снова почувствовал себя в пределах своей бывшей формы. «Моя вера слаба», - думал он, бредя призраком по лесам, и животные соблюдая почтительное расстояние, провожали его долгим взглядом, - «Что мне делать, как мне достичь тебя? Не могу же я так бесцельно бродить целую вечность?». Только сейчас он осознал, что значат эти слова – «целая вечность». Отчаяние тяжёлым камнем придавило его к этой земле...
Среди спокойствия и умиротворенности природы Воин встретил отшельника. Стараясь найти мудрости у старца, призрак пробыл с ним до самой его смерти, слушая его мысли.
Душа отшельника поднялась с мёртвого тела, посмотрела на своё морщинистое лицо и улыбнулась. Отшельник, который стал выглядеть как юноша, приветственно поклонился Воину, всё также светло улыбаясь, и исчез, растворившись в мире. Воину вспомнился Маг и его слова: «достаточно просто заглянуть в своё сердце...».
Душа Отшельника сияла светом, который так был похож на то, что Воин видел под тьмой ненависти его убийцы... Он любил, и, может, его любовь покажет ему дорогу...
Призрак тут же оказался у могилы девушки. Сколько же времени прошло? Десять лет? Век? Два века...
Воин понимал, чтобы найти то, что он ищет, надо идти к людям. Память о битве не пускала его – на поле боя человек давал волю своим демонам, а что будет в мирное время, когда эти демоны, невидимые, цветут и прорастают изнутри? – но он не хотел, да и не мог, поверить, что люди забыли, что такое любовь...
Суета и мелочность пронзила призрака в деревне. Хотел бы он сказать: «Люди, что вы делаете!», но даже, если бы он был жив, его бы не слушали... Он шёл, и плача, и смеясь, потому что теперь ему была смешно, насколько они серьёзно воспринимали самое несущественное в жизни за главное, потому что он и чувствовал, и сочувствовал им в горе, которое они сами себе принесли...
И призрак видел влюблённых – тех, кто любил, и не был любим, и тех, кто своим теплом согревал сердце другого, но лишь те, кто любили друг друга по-настоящему были ему нужно. Ибо в соединении их душ были ворота к Богу...
И Воин нашёл их. Два сияния, светом которых он был ослеплён, и больше не видел этого мира...
«Кто я?»
«Воин»
«Разве это имя?»
«Кто же я?»
«Алексей...»
«Где я?»
«Нигде»
«Почему здесь пустота?»
«Почему не вижу своего тела?»
«Но ведь я, наверняка, не единственный в этом городе?»
«И у меня есть любовь...»
«Но как же? Кто же создал всё это?»
«Бог, если ты есть, то пусть зажгутся фонари!»
«Наверное, это всё мне снится...»
«Надо просыпаться...»
...Алексей открыл глаза. Сердце билось учащённо, но в груди было такое томящее чувство лёгкости и светлости, что хотелось вдыхать жизнь полной грудью и радоваться... Он повернул голову и улыбнулся: рядом с ним лежала его девушка. Алексею хотелось её обнять и поцеловать, но он боялся потревожить её сон. Сладостная дрожь в теле заставила его осторожно прижаться к ней... И, закрывая глаза, Алексей думал, что миром всё-таки правит любовь...